Павел был приглашен проповедовать в синагоге, и он тут же рассказал публике историю об Иисусе, во многом то же, что делал и Стефан в Иерусалиме на десять с половиной лет раньше. Многие из его паствы были поражены речью настолько, что захотели услышать больше в следующий день субботний. В Деяниях говорится:
Деян., 13: 42. При выходе их из Иудейской синагоги язычники просили их говорить о том же в следующую субботу.
Отсюда выглядит так, будто язычники были более готовы уверовать в послание Павла, чем иудеи. Но что язычникам делать в синагоге?
В Исправленном стандартном переводе не дается никакого упоминания о язычниках вообще, но этот стих переводится следующим образом: «Когда они [Павел и Варнава] вышли из Иудейской синагоги, их просили говорить о том же в следующую субботу». В иерусалимской Библии это переводится: «Когда они [Павел и Варнава] вышли, их просили проповедовать о том же в следующую субботу».
Вовсе не язычников притягивало учение Павла, но часть прихожан, часть иудеев. Это допускается в Библии короля Якова в следующем же стихе:
Деян., 13: 43. Когда же собрание было распущено, то многие Иудеи и чтители Бога, обращенные из язычников, последовали за Павлом и Варнавою…
Однако еврейские лидеры, очевидно, энергично оспаривали мессианский тезис Павла, настаивая на том, что Иисус не мог представлять исполнение мессианской мечты. Их авторитет снова резко направлял общественное мнение в сторону, противоположную точке зрения Павла.
Павла это, должно быть, чрезвычайно раздражало. Он выиграл великую победу с обращением язычника Сергия Павла, и теперь он испытывал не что иное, как расстройство с упрямыми иудеями — своими же собратьями-фанатиками, — которые, как ему казалось, самым естественным образом должны были обратиться к Иисусу. Поэтому Павел потерял сдержанность:
Деян., 13: 46. Тогда Павел и Варнава с дерзновением сказали: вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни то вот, мы обращаемся к язычникам…
Именно это решение обратиться к язычникам заставляло переводчиков Библии короля Якова притягивать (возможно) самым неоправданным образом более раннее одобрение язычниками учения Павла.
Павел не обращался исключительно к язычникам. Его ультиматум был предназначен только для этого города, а в каждом новом городе, куда он входил, он всегда подходил сначала к иудеям. Но всегда, когда они отвергали его, он обращался к язычникам того города. То, что было, возможно, импульсивным действием в искушении поймать богатый улов в Пафе, теперь становилось отлаженной политикой.
Павел оправдывал это, указывая на отрывок из Второ-Исайи, где страдающий раб, как считают, задумывал нечто большее, чем просто вернуть Израиль и Иудею из плена. Идеальное Мессианское царство должно было рапространить свою славу по всей земле, чтобы язычники могли восхищаться и, возможно, подвергаться обращению:
Ис., 49: 6. …Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли.
Очевидно, Павел начинал рассматривать себя как свет народов, о котором говорил Второ-Исайя.
Ликаония
Несмотря на завоевание обращенных, еврейская оппозиция была достаточно большой, чтобы выдворить Павла и Варнаву из Антиохии в Писидию. Они направились на юго-восток, пройдя примерно 80 миль:
Деян., 13: 51. …пошли в Иконию.
Икония была главным городом региона Малой Азии, называемого Ликаонией, который находился к востоку от Писидии и к северу от Киликии и который, подобно последним двум, в 25 г. до н. э. стал римским городом. Из тех городов, которые Павел посетил в первом миссионерском путешествии, Иконий сохранился лучше всех. Это — восьмой из крупнейших городов современной Турции, с узнаваемым названием Кония и с населением более 120 тысяч жителей.
В Иконии Павел и Варнава проповедовали, и последовавшие обращения снова пробудили опасную ярость у главенствующих там иудеев. Миссионеры снова двинулись в путь, на сей раз далеко на юг:
Деян., 14: 6. Они… удалились в Ликаонские города Листру и Дервию и в окрестности их…
Эти города, находившиеся в 50 и 30 милях соответственно к югу от Икония, являются важными в истории только благодаря их посещению Павлом.
В Листре Павел исцеляет калеку, и толпы язычников тут же объявляют миссионеров богами:
Деян., 14: 12. И называли Варнаву Зевсом, а Павла Ермием, потому что он начальствовал в слове.
В более поздних греческих мифах было принято рассказывать о путешествиях на землю Зевса (на латыни — Юпитера) и Гермеса (на латыни — Меркурия). Наиболее известным подобным рассказом в наше время является история Филемона и Бавкиды, бедной пары стариков, живших в Малой Азии. Когда Зевс и Гермес появились в скромном облике, эта пара, когда их соседи отвергли богов, предложила им все свое гостеприимство. В результате соседи были наказаны, а бедная хижина Филемона и Бавкиды была превращена в красивый храм, в котором они стали служить в качестве священника и священнослужительницы, и в дальнейшем им подарили благо закончить свою жизнь вместе и остаться после смерти соединенными навеки.
Одним поколением ранее во всем римском мире была известна история, рассказанная римским поэтом Овидием, и, должно быть, она представляла особый интерес для жителей Малой Азии.
Тот факт, что Варнаву считали Зевсом, а Павла — Меркурием, часто интерпретируется как означающий, что Варнава представлял выдающееся явление, в то время как Павел — нет. Фактически обычно предполагается, что у Павла был невысокий рост и нерасполагающий вид, и, кроме того, болезненный.
Павел сам выделяет свои собственные физические недостатки, возможно, из скромности, а возможно, использует это как ловкий стратегический прием. Так, во Втором послании к коринфянам он описывает своих противников, говоря:
2 Кор., 10: 10. Так как некто говорит: «в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна»…
Возможно, это была сократическая ирония Павла, которая заключалась в том, чтобы намеренно выставить себя в явно худшем виде, чем в действительности, чтобы произвести реакцию, которая сделает его, по-видимому, лучше, чем он выглядел бы в противном случае. Ибо речь его была совсем не незначительна, судя по ее воздействию на аудиторию.
Это показывает уже сам тот факт, что он был назван Гермесом, «потому что он был главным оратором». Действительно, сравнение Павла с Гермесом может считаться скорее в его пользу, чем наоборот. При посещении земли Зевсом и Гермесом, как рассказывается в греческих легендах, Зевс, как главный бог, возможно, считал ниже своего достоинства делать больше, чем просто величественно и милосердно наблюдать, оставив всю деятельность Гермесу. Возможно, теперь таково было положение и у миссионеров. Варнава, все еще номинальный глава группы, но обеспокоенный действиями Павла среди язычников, возможно, все больше отходил в глубокое молчание, в то время как его предполагаемый подчиненный Павел, должно быть, говорил в каждом новом случае с постоянно увеличивающейся уверенностью.
Конечно, иногда Павел говорит о какой-то своей немощи:
2 Кор., 12: 7. И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился.
Что это за «жало в плоть», явно не говорится. По-видимому, Павел не любил говорить об этом и, по-видимому, считал, что его слушатели так или иначе прекрасно знают об этом и им нет нужды знать подробности.
Предполагается, что это какой-то вид вялотекущей болезни, периодически «поражающей» его и выводящей его из рабочего состояния. Так, в одном месте он говорит: